входа в Консерваторию и продает их. Потом он стал генеральным консулом в Киеве, у него началась мания преследования, он окончательно спятил и был отправлен домой».
Но тогда Левински еще не спятил, он предложил Козлову и его ансамблю «Арсенал» выступить 24 декабря 1974 года в Спасо-хаусе на рождественском концерте перед дипломатами и их семьями, исполнив рок-оперу Эндрю Ллойд Уэббера и Тима Райса «Иисус Христос — суперзвезда». Сказать, что Козлов побежал в Спасо-хаус, задрав штаны, неверно. Он колебался, взвешивая риск от посещения резиденции американского посла, размышляя, что выбрать: международный скандал (запись концерта обещали передать по «Голосу Америки») и связанную с ним известность или продолжение сидения в подполье в качестве музыкального андеграунда с отдаленными перспективами выхода на большую сцену? Козлов и «Арсенал» смело выбрали первое и не прогадали.
В день концерта музыканты приехали в Спасо-хаус. Рождественские чудеса у новогодней елки от Санта-Клауса, то есть господина посла, начались сразу — их угостили настоящей итальянской пиццей и кока-колой, вкус которой запомнился на всю оставшуюся жизнь. С высоты прожитых лет именно этот «перекус» остался в их памяти, затмив впечатления от непрекращающихся оваций посольской публики, перешедшей в бурные и продолжительные аплодисменты. Потом, конечно, музыкантов тоже покормили, а точнее, подкормили. Разве что не предложили остаться в резиденции посла навсегда, так сказать, получить политическое убежище. Но этого и не требовалось — эпоха стояла на дворе такая, что выезд из СССР уже не был обставлен сложностями, присущими 1930-м годам, когда Булгаков вынужден был сидеть в своей стране, словно в клетке, причем далеко не золотой. А еще музыканты порадовались фирменным звуковым колонкам и микрофонам со стойками, предложенными им для выступления. У них-то были свои, чуть ли не самодельные.
Справедливости ради следует сказать, что у американцев был нюх на неформальное искусство, в каком бы жанре оно ни присутствовало; поддерживая его, они создавали себе хорошую репутацию свободолюбивой, в том числе и в творчестве, страны. Многие представители советской богемы в это верили, а уезжая на Запад, сталкивались с суровыми реалиями рынка, кое-кого заставившего вернуться обратно уже в 1990-е годы.
При Горбачеве атмосфера опасности вокруг посещения Спасо-хауса постепенно сошла на нет. Необходимость пробираться домой ночами по арбатским переулкам, запутывая следы от мерещащейся орды топтунов, отпала. Сегодня по-прежнему приглашение на прием к послу высоко ценится среди отечественной интеллигенции, разобщенной идеологическими противоречиями по поводу путей развития России, но неизменно объединяющейся на приеме в Спасо-хаусе за бокалом коктейля…
«Праздник, который всегда с тобой»: многочисленная богема во дворе резиденции американского посла Спасо-хаус. 1960 г.
Пианист Ван Клиберн исполняет гимн США на приеме в Спасо-хаусе. 1972 г.
Что же касается зарубежных посольств как таковых, то московская богема открывала в них дверь ногой. Эдуард Володарский рассказывает: «Однажды были у Высоцкого. Зашел Даль, выпивали-выпивали, вдруг Высоцкого осенило, что сегодня 14 июля — День падения Бастилии: “Едем во французское посольство, там водка на халяву!” Когда с горем пополам добрались, он никак не мог вписаться в посольские ворота. Бабах! — одной дверцей долбанулся, дал задний ход. Снова попробовал — бабах! — вторую помял. Перепуганные менты стоят и не знают, что делать. Подбежал знакомый француз, завел машину во двор. Мы ввалились на прием чуть ли не на четвереньках. Основательно добавили, возвращаемся, спотыкаясь, Володя увидел свое авто и с изумлением говорит: “Е-мое! Кто ж мне машину так изуродовал? Ой, сколько тут чинить!”».
Брусиловский повествует о вечеринках в посольстве Великобритании: «Там часто показывали новейшие фильмы прямо в помещении посольской библиотеки, в окружении широкого спектра книг и журналов, от которых мы балдели. Помогал также и не лимитированный джин-тоник, усердно пополнявшийся в частых перерывах. Общество московских гостей было изысканным, язык многих был вполне в рамках Кембриджа! Иногда там же бывали концерты заезжих звезд — как, например, Элтона Джона. После концерта гости выстроились в очередь за автографами, я прихватил для этого бумажную тарелку, предназначенную для сопутствующего приема — и оказался обладателем элегантного сувенира».
Приноровилась творческая интеллигенция и к национальным праздникам. В те часы, когда простые телезрители программы «Время» внимали очередному послу иностранного государства, выступавшему по случаю дня независимости своей страны, в ее московском посольстве в разгаре был официальный прием с экстравагантными блюдами, которые нигде больше в столице не отведать. Отчего же не прийти богеме на этот праздник — у мексиканцев кормили буррито и тортильей, персы угощали пловом и кюкю, испанцы потчевали паэльей. Все это запивалось опять же напитками национального происхождения. Один художник даже завел календарь, где красным кружком отмечал даты приемов, чтобы не забыть, в какой день куда идти, а главное — не перепутать.
Вполне объяснимое и опасное влечение советской богемы к иностранцам обозначило и гастрономический успех ресторанов «Метрополь» и «Националь», где любили покушать придирчивые интуристы. Ведь если они там едят — значит, действительно вкусно. Иностранцы деньги на ветер бросать не будут. Один из посетивших Москву французов восхищался: «Гостиница “Националь” — настоящий дворец, отведенный для иностранцев, приезжающих в Москву. Комнаты обставлены с комфортом и хорошо обогреваются. Кухня не из плохих. Есть возможность заняться серьезным изучением достоинств русской водки. К тому же она скоро становится предметом оживленного взаимного обмена — ее меняют на сигареты или икру».
В самих пятизвездочных отелях останавливались и высокопоставленные гости. Не случайно первое время после приезда посол Буллит жил в отеле «Националь», открытом еще в 1903 году и по сей день украшающем угол Тверской и Моховой улиц, — потому богема между собой называла это место «Уголок», предлагая «пойти на Уголок». В 1933 году Буллит дал банкет в «Национале» для верхушки Красной армии — Ворошилова с «круглым лицом херувима», Буденного, Егорова, Тухачевского. Пили водку и виски, закусывали икрой, фуа-гра и фазанами. На этом банкете американцы заинтересовали красных командиров незнакомой для них игрой в поло, первый матч которой вскоре состоялся в Серебряном Бору.
Конечно, помимо иностранцев славу «Националю» составил и его элитный ресторан, в котором устраивались шикарные банкеты, где обслуживали по первому классу и всегда было вкусно. Богема столовалась здесь с утра до вечера, завтракала, обедала, ужинала и просто пила кофе. Посещение «Националя» да и «Метрополя» стало частью образа жизни, превратив эти рестораны в культовые места. Здесь всякий раз можно было встретить известных актеров, художников, писателей, пропивавших и проедавших очередной гонорар в окружении вечно голодных коллег.
В дневнике Елены Булгаковой, запись от 8 ноября 1935 года, читаем: «Решили вечером куда-нибудь пойти поразвлечься… По дороге в автобусе ломали голову, куда пойти, и решили идти в “Националь”, благо автобус остановился у него. Произошло интереснейшее приключение.
